Преданность долгу и другие частные добродетели

Преданность долгу и другие частные добродетели неоднократно являлись предметом суждения Конфуция и его учеников. Суммой таких добродетелей становился образ «благородного мужа». Отрицание хотя бы одной из них (например, веры во всесилие Небес) влекло за собой отрицание и всего комплекса «благородства», особенно для идейных противников конфуцианцев. Вместе с тем все признаки в целом, утверждаемые для одних людей — благородных, отрицались для других — низких, и это разделение, якобы по нравственному признаку, оказывалось тождественным делению на сословия, на классы. Последнее, зависевшее от «воли Неба», было сформулировано Мэнцзы как оправдание отделения труда физического от умственного:

«Поэтому и говорится: одни работают головой, другие — силой. Работающие головой управляют людьми, работающие силой, управляются людьми. Управляемые кормят людей, управляющие кормятся от людей — таков общий долг е. Поднебесной».

Основанием для всей системы служил «золотой век» седой старины, причем в эту легенду о правлении совершенных предков Мэнцзы ввел Конфуция как хранителя и наследника их заветов, а затем и утверждение, что конфуцианское учение так же необходимо государю, как инструмент плотнику. Осуществление этой системы требовало подражания древним образцам: примерам совершенных мудрецов мифического и легендарного прошлого, зафиксированным в песнях и преданиях. Эти примеры служили и для суждения о характере или поступке какого-либо действующего лица (большей частью современного), которое выводилось по аналогии с «праведным» или «неправедным» героем (большей частью прошлого). Так, с помощью очень раннего приема — мышления по аналогии, использовались имена мифических, легендарных и немногих исторических лиц для восхваления или порицания, современника; подготавливалось закрепление за героями прошлого значение нормативного идеала или порока.

Суждение в таких речах нередко выражалось народной песней, которая служила аргументом в доказательстве. Зафиксированные в песнях события, поступки и заветы предков давали основание судить о настоящем и будущем, ибо в песнях, как и в. преданиях, было закреплено старое обычное право. Образные сравнения и метафоры, пословицы и поговорки, песни и предания хранили в себе запас народной мудрости. С их помощью в речь вводился элемент художественности, хотя сознательное отношение к нему как к художественному приему пришло позже. Конфуцианцы использовали их для сравнения и различения, умозаключения по аналогии, тождеству, т. е. приемов логики формальной, метафизической, что говорило о стремлении не к изучению развития,, а к устранению противоречий, доказательству отсутствия движения.

«Изречения» характеризуются большой лаконичностью, которая делает их сводом сентенций на моральные темы, что, видимо, является результатом позднейшего сокращения и редакции памятника при канонизации: известно, что после II в. до н. э. от ста глав в «Изречениях» осталось только двадцать. Записанные в нем скупые и отрывочные беседы кажутся архаичными в сравнении с более ранними — «Книгой преданий» и «Речами царств». В «Изречениях» господствует неразвернутый диалог, не имеющий костяка: па краткий вопрос дается краткий ответ, а в следующем вопросе появляется новая тема, выступает новый собеседник. В этой форме раскрывается задача учащихся — «учиться спрашивать», «учиться отвечать» (слова сюэ вэнь, сюэ то, которые позже стали обозначать науку вообще). Развитие содержания у Мэнцзы сопровождается и развитием формы. У него встречаются уже диалоги, посвященные одной теме, в которых представлены и довольно пространные монологи. Они отражают живую беседу и методически направленный к определенной цели спор как между Мэнцзы и царем, учителем и учеником, так и между представителями враждебных друг другу школ. Наиболее известны из речей Мэнцзы — его выступление против одной из ветвей школы Моцзы по, вопросу о разделении труда5; инвектива, направленная против Ян Чжу и Моцзы. Негодуя по поводу того, что «простолюдины предались безрассудным речам», что учения их «заполонили всю Поднебесную», он предвещал наступление своеобразного «конца света»:

Прокомментировать